Читать книгу - "Время гладить кошек [litres] - Ринат Рифович Валиуллин"

– Рыжий, ты издеваешься?

– Нет. Вообще я люблю травку, в смысле поваляться. На таком поле сразу хочется домик поставить, затопить печку, чтобы из трубы дымок. По идеальной траве ездят маленькие смешные машинки и ходят с деловым видом идеальные люди. Все так современно. За белыми людьми ходят носильщики клюшек. В их тяжелых челах лес клюшек.

– Кедди.

– Кеды они тоже за вас носят? Какая низость.

– Носильщиков зовут кедди.

– Все равно рабство. Я никогда не понимал этот вид спорта. Ты со скольких ударов можешь загнать мяч в лунку?

– Что ты на него смотришь? Гони ты его уже. А то будем после него блох ловить. – Вновь возникла в нашем немом разговоре подруга гольфиста.

– Он же вроде домашний.

– Дома бывают разные.

– Клюшки тоже. Вот, заведут себе клюшку, приоденут и давай махать ею перед носом. А она рада стараться. Откуда в людях столько снобизма?

Эти двое начали мне надоедать. Это было заметно по моему недовольному хвосту.

– Твой дом вряд ли больше моего. Я все время боюсь там заблудиться. Мышей там нет, но я все равно счастлив.

Сейчас меня беспокоят только три вещи: моя старуха, окружающая ее среда и проблемы уссурийских тигров.

Я довольно ленив, но все еще могу дать фору собаке, с которой живу, мы с ней гоняем иногда по паркету, мне нравятся эти гонки. Дел у меня не так уж и много, но когда мне долгое время никуда не надо, я начинаю нервничать.

– Ну так со скольких свиданий ты взял эту лунку, чувак? Неужели посимпатичнее клюшки не нашлось?

– Хамишь, братишка, – уныло улыбнулся гольфист, встал и начал клюшкой выпроваживать меня из купе.

– Только не надо меня трогать. Я сам, – выскользнул я в коридор и пошел по нему дальше.

С детства я был воспитан с пониманием, что я солнце и весь мир крутится вокруг меня. Я никого не хочу знать, меня знают все. Говорят, что я не люблю воду – я люблю воду, но мне не нравится, когда ее много, а ее все льют и льют, поэтому дождь я предпочитаю наблюдать за окном. Гром, молния, дождь, потом солнце и радуга. Эволюция любого скандала.

Я всегда хотел знать, на чем стоит радуга. Я не верю, что это всего лишь иллюзия, меня не устраивает ответ, что это белый цвет, расщепленный на семь других. Рыжий – еще куда ни шло.

Нет, я не против общения, я же общаюсь с рукой. Просто надо делать перерывы, чтобы в них наслаждаться жизнью.

Кошек от людей отличает то, что мы не боимся темноты. Люди же сразу подскакивают на месте, едва вырубят свет, отсюда бессонница и неврозы. А ведь темнота – это время большой любви. Да, люди теперь боятся любить, они боятся, что, пока ты любишь, кто-то может оттяпать твою квартиру. Моя бабка очень этого боится. Поэтому и живет со мной. Мне это барахло даром не нужно. Одной, конечно, проще, не надо ждать, пока кто-нибудь начнет к тебе приставать и задаваться вопросом, почему ты ко мне не пристаешь.

Если хочешь понять, насколько серьезны отношения, отключи все гаджеты, сможете ли вы провести хотя бы день вместе без посторонней помощи.

Обычно я болтаюсь на цокольном этаже эволюции, между ног, смотрю на обувь и замечаю, насколько люди не дорожат словами, как быстро научились переобуваться. Я всегда тщательно принюхиваюсь к словам. И, судя по запахам, люди меняют взгляды чаще, чем носки. Я не злопамятный, но таким пройдохам особенно хочется сделать в туфли. Это мой протест.

Девочка с собачкой

В другом купе ехала дама с девочкой и маленькой собачкой, которая сразу соскочила с места и начала меня обнюхивать. Видимо, запах той колбасы прицепился.

– Я Мина.

– Твигс.

– Куда едешь?

– За границу. Бывала там?

– Лучше не вспоминать. Была раз. Мне не понравилось. Потому что делать нечего. Живешь там, а смотришь сюда, как в телевизор.

– Вообще-то я люблю ничего не делать.

– Проблема была в том, что я получила вид на жительство, а мои хозяева – нет. В итоге они уехали, а меня оставили на передержку. Всю жизнь мечтала жить в отеле еще с двадцатью собаками. И так полгода. Понимаешь? Полгода. Вся молодость. Кто же такое потерпит. Больше туда ни ногой.

– А в одежде?

– А ты шутник?

– Есть немного.

– Мама, смотри, к нам котик пришел, – вдруг оторвалась от своих рисунков девочка и потянулась ко мне.

– Не вздумай его трогать, вдруг он больной.

– Сама ты больная, – прошипел я.

– Беги, Твигс, беги от этой девочки, иначе тебе конец, залапает, потом захочет постричь, затем покрасить и помыть, – залаяла Мина.

– Ладно, давай. – Увернулся я от девочки и выскочил в купе.

Там я снова наткнулся на гольфиста. Он стоял напротив своего купе и смотрел в окно. Поезд стоял на своем.

– Что, тоже выгнали? – спросил я гольфиста.

– Не обращай внимание. У нее критические дни.

– Я заметил. Ты за ее сестрой ухлестывал?

– Нет, что я, самоубийца.

– А зачем тебе такая буйная?

– Знаешь, у меня была до этого мудрая, не спорит и не ревнует, она все понимает, но от этого становится только скучно, а с Машей хоть поскандалить можно. Я ее не всегда понимаю, но зато она живая.

– Знакомо. Женщины, словно кошки, можно пытаться понять, но лучше просто гладить, угощать и любоваться.

– А что толку, когда ты вот так незаметно становишься богатым, окружаешь себя полезными людьми, но счастья это не приносит.

– А кто приносит?

– Маша приносит… иногда. Деньги – нет, победы – уже нет, ведь в моем счастливом детстве денег было немного, но я был счастливее. В выходные мама давала мне на кино, а по вторникам я ходил в библиотеку в надежде выловить хорошую книгу, чтобы хоть на несколько дней она стала моей.

– А сейчас?

– А сейчас я купил себе самолет.

«Еще один пижон решил исповедоваться», – подумал я про себя.

– А чего на поезде?

– Как-то отказал двигатель, десять минут летели без мотора, потом все же смогли его запустить. Эти десять минут падения были самые странные в жизни. Сначала я жутко боялся встречи со смертью, я отчаянно надеялся на чудо, а потом, когда уже надежды все закончились, бояться стало нечем, вдруг она на свидание не пришла.

– Люди боятся надеждами. Смешно, но так и есть. Я давно заметил, что в людях в критические моменты все решает не мозг, а юмор. Потом